Статья Аркадия Бабченко в интернет-журнале ArtOfWar
Говорят, что для появления настоящих книг о войне требуется от десяти до двадцати лет после её окончания. Именно такое время нужно стране на осмысление того, что же с ней произошло.
О Чечне написано уже не мало. Более того, уже появились настоящие писатели, составившие пласт новой «окопной прозы» моего поколения. Это и Денис Бутов, и Влад Исмагилов, и Анатолий Ягодин, и Игорь Мариукин, и Виталя Скворцов… И еще десять-пятнадцать человек, создавших пронзительные, яркие и талантливые произведения. К сожалению, присутствуют они пока только в Интернете и явлением не стали. Как не нашли пока еще и своего большого читателя.
На этом фоне «Асан», безусловно, стал событием. Премии за произведения о чеченской войне вручаются не часто. Однако, начав читать, уже на первой странице, споткнулся о ляп. Затем еще один. Затем еще и еще… На десятой просто закрыл книгу.
Начинается произведение с эпизода, когда пьяных салабонов привозят на вокзал в Грозном. С первого абзаца — неправда. На вокзал в Грозном сроду никого не привозили — он был разбит в первый же день войны вместе с Майкопской бригадой. Пополнение доставляется либо на Ханкалу, либо на Северный. Во-вторых, в Российской армии нет пьяных салабонов: первые полгода не то что водку не пьют — не спят, не едят, и не дышат. Только по морде получают.
Дальше веселее: «Главное, сохранили оружие«. На войну привозят без оружия. «Встречающего офицера на пыльном перроне тоже нет«. Ни одна колонна не отправляется без старшего. Тем более с молодняком. «Пацанов внутри БТРов развезло, тошнило. Пацаны вылезли на броню, на воздух…» Ни один «пацан» не решает, едет ли он на броне или в броне. Есть сектора наблюдения и сектора обстрела. «Эти чертовы грузовики нас только тормозят. Они впереди колонны«. Ни одна колонна не строится так, что впереди идут грузовики с бочками, а сзади — прикрывающая их броня. К тому же грузить соляру бочками перестали году так в сорок пятом — есть такая штука, как «наливник». «Отъехали на сто километров…Еще и гор не видно, а уже проблема» — из Грозного некуда ехать сто километров, только в горы. И горы видно отовсюду, равнинная Чечня в ширину от силы километров двадцать. От Грозного до Бамута час пути. А Бамут — это вообще предгорье. «Мелкие фигурки, стоя возле колонны, трясли автоматами«. Мелкие фигурки, провоевав год (об этом есть упоминание в романе) видимо, так и не поняли, что в современной войне один закон: кто невидим, тот и живет. Быть увиденным — быть убитым. А в горах — кто выше, тот и прав. Ситуацию, когда боевики спускаются к колонне, вместо того, чтобы расстрелять её из зеленки, нельзя назвать даже гипотетической. «В грузовике тем часом разыгралось полнейшее безобразие. Четыре, пять, семь голых жоп вдоль борта!» Бог ты мой, это о чем вообще? Носильщик на вокзале в Грозном… Без комментариев.
Ну и так далее. Разбирать все несуразицы «Асана» бессмысленно, потому что они не то чтобы «встречаются» — роман на них построен полностью. Соприкосновения с реальностью в «Асане» нет ни единого.
Понятно, что писал Маканин не о Чечне. И даже не о войне в целом. А о человеке на войне. Но для исследования тему надо представлять хотя бы приблизительно, а Владимир Маканин не знает не только чеченскую войну — он не знает войну вообще.
Психология этой войны менялась с каждым годом. Точное время действия необходимо, потому что именно оно дает картину взаимоотношений сторон.
Но здесь оно неопределимо. Если в самом начале войны колонны еще действительно блокировали безоружной толпой, то к девяносто шестому их уже только расстреливали. Тогда откуда взялись эти детсадовские боевики, совершенно беспомощные в войне, и к русским солдатам относящиеся как к хулиганистым шалопаям — подумаешь, задницу в лицо сунули? Это на Кавказе-то. Отношение между противниками в то время отлично продемонстрировал Хаттаб, под Ярыш-Марды уничтоживший именно такую колонну центроподвоза. Полностью. Без пленных.
Смешать все это в кучу — примерно так же, как перенести Харьковский котел и повальное отступление в апрель сорок пятого.
Совершенно непонятно, кто такой майор Жилин. Зампотыл — но зампотыл чего? Полка? Не велика шишка, такого только в соседнем селе пару барыг и запомнило бы. Но Жилина знает каждый носильщик в Грозном. Население Чечни на тот момент составляло примерно миллион четыреста тысяч. Значит, Жилин — зампотыл ОГВ? Но это генерал. А какие могут быть интересы у российского генерала с нищим чеченским носильщиком — причем настолько тесные, что аж до фамильярности — «Сашик будет недоволен»? То же самое, как если бы Абрамович продавал бензин таксистам на Казанском вокзале.
К тому же в 96-ом у боевиков уже не было техники. А заправить «Нивы» и «Жигули» в нефтяной республике можно было на каждом перекрестке — самопальные «самовары» торчали через сто метров. Бензин назывался «Аи-50″ и даже «Аи-35″.
В «Асане», как и в «Кавказском пленном», опять проявляется легкая гомосексуальная линия. Возможно, где-то и есть длинноволосые шелковистые солдаты с томным взглядом, не знаю. «Не было у нас» не значит «не может быть в принципе». Хотя мой опыт трех войн подсказывает, что человек, пробывший в окопах сколь-либо продолжительное время, скорее превратится в животное, чем в тонко чувствующую натуру, любующуюся на закате волосами противника.
Война страшна не тем, что там отрывает руки-ноги. Она страшна тем, что там отрывает душу. Налет цивилизации очень тонок и способность чувствовать красоту (навык под огнем абсолютно бесполезный) уходит первой, и возвращается одной из последних, спустя года.
Дело-то не в построении колонны. И не в мобильниках. (Ещё одно чудо. Советская власть пришла в республику году так в 2002-2003, до этого там не то, что сотовых вышек — света, газа, телевидения и обычного-то телефона не было. Да и потом, у кого в 96-ом мобильники были хотя бы в Москве? А у кого были, наверняка помнят трехзначные счета, в которые эта услуга тогда обходилась).
Дело в непонимании психологии войны в принципе. Поведение героев ложно и противоречиво, потому как изначально ложны предпосылки. Сама ситуация невозможна в принципе. Если у Эйнштейна скорость света была бы минус три метра в секунду, все его дальнейшие вычисления не стоили бы и гроша.
«Асан» мир полностью искусственный, высосанный Валидимром Маканиным из пальца от начала и до конца под свои потребности. Но придуманные миры интересны тогда, когда они носят черты реальных. Жилин же существо не менее сказочное, чем Грифон или Кетцалькоатль.
Примерно такого же уровня исследование мог написать марсианин, посмотревший мульткомиксы «Футурамы» и решивший, что Землю населяют разумные роботы, говорящие омары, циклопы и трехметровые зеленые осьминоги в скафандрах.
Зачем давать конкретные временные и географические привязки своим фантазиям? Ведь, условно говоря, Чечню можно назвать Мордором, Грозный — Нарнией, а Бамут Гриффиндорфом. И проблем бы не было. «Властелин колец» или «Трудно быть Богом» никто не обвиняет в нереальности.
Погибшие люди — не тесто для выпекания литературных пирожков. Которые можно «на базаре потом по рублю продавать». Эти люди были. Они жили и умирали. На войне, которую затеяла наша страна, благополучно от этой войны самоустранившись. И не желающая знать о ней до сих пор. До сих пор предпочитающая правде выдумки о том, какой она эту войну хотела бы видеть в книжках.
О таких событиях как Гулаг, Великая Отечественная, Чечня, Норд-Ост, Беслан, можно говорить либо только документально, либо максимально правдиво. Либо не говорить вовсе.
Да, в Чечне воровали и продавали все что можно. Все кто мог. Да, интенданты крали эшелонами на всех войнах. Но никогда они не были богами войны. И всегда их чморили — как свои, так и противник. Всегда эти сделки проходили неприязненно. Воин вызывает больше уважения, чем шестерка-торгаш, крысятничающая у своих. А уж тем более на Кавказе.
Если так, как Маканин написал о Чечне, написать о Колыме, можно создать примерно следующее. Тридцать седьмой год. На ключ Дусканья прибывает баржа с осужденными по 58-й статье. Все политзаключенные пьяны. Сопровождавшего их НКВДшника высадили в Магадане с аппендицитом, нового дать забыли, и этап пришел бесконвойным. Его встречает работник АХЧ с местным вольняшкой, который подрабатывает носильщиком. Политических пересаживают на машины и так же без конвоя отправляют на Серпантинную на расстрел. По дороге этап блокируют сотрудники НКВД, которые сидят в кустах и орут, что все перережут. В ответ враги народа показывают им голые пятые точки и гогочут. Разрулить ситуацию бросается повар из лагпункта, который продает одновременно и охранникам и зэкам еловый отвар. По дороге повар убивает одного из НКВДшников, но те прощают ему убийство, потому что убитый был неприятным человеком. К тому же повар заплатил за него три чана отвара. В итоге «бог лагерей», используя связи и отвар, решает все проблемы.
Тот, кто хотя бы по диагонали читал Шаламова и Гинзбург, понимает, что это — полный бред.
Жаль, что уже практически естественно место национальной трагедии заняла снятая или написанная об этой трагедии фальшь. Жаль, что эта фальшь получает премии, пропагандирующие себя именно как национальные.
Что мы осмысляем (и осмысляем ли) и что мы хотим осмыслить из своего прошлого? Хотим ли мы его знать или по-прежнему хотим питаться своими же сказками? Хочет ли моя страна знать, как именно и за что именно погибали люди? Или предпочитает думать, и те и те погибали за соляру? Война — это купи-продайка? Или это все же было столкновение двух взаимоисключающих систем мировосприятия? За что она вручает премии? За выдумку или правду?
Даже если отвлечься от фактологических неточностей, то почему-то никто не говорит о том, что написан роман слабо. Левой ногой за два часа. Язык бедный, текст — сырой.
Жаль, что событием культуры становится событие, а не культура. Жаль, что обсуждается не произведение, а его эквивалент в виде самой дорогостоящей премии.
Безусловно, «Асан» найдет и своего читателя и своего почитателя. Владимир Маканин, безусловно, инженер человеческих душ.
Но все-таки не надо оценивать «Асан» как произведение о Чечне. Это фэнтэзи о войне на тему «Чечня». Весь роман — представления автора о том, как он представлял бы войну, будь она такой, какой ему хотелось бы её описать.
Да и про бога Асана в Чечне никто никогда не слышал. Там ислам.
А в остальном роман, конечно, безупречен.
декабрь, 2008 оригинал статьи
Ответ Владимира Маканина, Новая газета
Уважаемый Аркадий Бабченко!
Я никогда не писал «ответных» статей, но в этот раз меня убедили, что присвоенная Вами монополия на чеченскую войну слишком заметно вредит Вам самим, не говоря уже о других.
Вы пишете: «Вокзал был разбит в первый же день войны». И, стало быть, моя сценка на перроне вокзала невозможна. Однако «окопный» генерал Трошев пишет, что поезда с солдатами все же прибывали в Моздок, а оттуда в Грозный крохотными составами в два вагона.
Вы этого явно не знали.
Вы сами подчеркнули: «Психология этой войны менялась с каждым годом».
И опять Трошев: «Иногда перрон был так разбит и захламлен, что солдаты выгружались на подъезде».
Но из этого следует, что иногда перрон не был так уж разбит. Вот уже первая Ваша неточность.
Здесь же (я ограничусь началом) мой критик возмущается существованием носильщика на этом самом перроне вокзала в Грозном. Но там на перроне никакой не носильщик. Неужели Бабченко думает, что Маканин не знает, что носильщики не встречают солдат?.. Смех!.. Вчитайтесь, мой критик, в текст внимательнее, там подчеркивается, что человек с бляхой, но он всегда без тележки. Вслушайтесь в его слова. Речь идет о городском сумасшедшем, который носит бляху и благоговеет перед Сашиком, как благоговеют сумасшедшие перед Сталиным.
Я, разумеется, знаю, у меня есть ляпы. Как во всяком трудном, трудовом деле. Есть работа для корректора… Но и Вы должны бы знать, что Ваши познания о Чечне относительны. И что у Вас также есть неизбежные заблуждения. И что есть люди, которые от абзаца к абзацу каждый раз ловят Вас и Ваши тексты на фактических неточностях. Почему?.. А потому что они привязываются к своему «точному» времени, а не к вашему.
Это ведь серьезно!.. Вас заносит и слепит Ваша собственная публицистичность. Боевик для писателя Бабченко — пугало. По сути — миф. Стреляющий бандит, с которым не переговоришь!.. А меж тем боевики такие же подчас наши солдаты, из тех же самых учебок. Да, да, солдаты. Иногда даже дисциплинированные.
Вы пишете: «Заправить «Нивы» и «Жигули» в нефтяной республике можно было на каждом перекрестке».
Это фальшивка. Где-то можно было заправить, а где-то и не очень. Запрет был строг. Настоящий был запрет!.. Выставленный на продажу в трехлитровых банках самодельный бензин расстреливался из автоматов без предупреждения, а заводишки по обнаружении стирались с земли в пять минут.
Я все вот о чем думаю. Неужели писатель Бабченко, как-никак живущий год за годом в России, может не знать или не понимать, что запрет порождает дефицит.
А если так, что он мог понять в чеченской каше?
Поверьте, я мог бы абзац за абзацем вдоль всей Вашей статьи опровергать и ловить Вас на подобных неаккуратностях Вашей размашистой критики. Но ведь Вы останетесь убеждены в правоте своего «точного» времени, а не чьего-то другого, не так ли? Последует еще одна Ваша статья — а там, как знать, еще одна моя — возражение на возражение. Иногда это называется дурная бесконечность.
А представьте себе, если к нашему спору «о настоящей правде» подключился бы еще и, скажем, Захар Прилепин. Догадываетесь, как бы он крыл Вас за Ваши «военные» неточности? (И заодно, разумеется, и меня!)
А вот кое-что уже похуже, почернее, чем неточность. «В «Асане», — пишете Вы, — как и в «Кавказском пленном», опять проявляется легкая гомосексуальная линия. Возможно, где-то и есть длинноволосые шелковистые солдаты с томным взглядом, не знаю».
Да и я не знаю. Где вы их нашли, где вы их в «Асане» вычитали?.. Почему не процитировали?
И потом вглядитесь-ка сами в свои же слова: «легкая гомосексуальная линия». Как-то Вы жмете на слово «легкая»? Не слишком ли она «легкая», эта гомосексуальность? Может быть, кроме моего сурового критика, ее никто и не заметил?
И тогда «легкий» Вам вопрос — а почему бы это? Случайно ли?
Ваш размашистый стиль напоминает командный. Это — так!.. А это — этак!..
Вас, дорогой мой публицист, обманули. Кто это Вам сказал, что, повоевав, Вы знаете, что такое война? Вы, наверное, и что такое жизнь знаете?.. Вам бы не в Чечню, Аркадий, снова торопиться с оплаченным не за свой счет туда-обратно билетом, а сидеть дома, в уединении, в мягком кресле и — главное, Аркадий, — думать, думать!
И читать, читать «Асан».
Комплекс демиурга!.. Вы так определенно и безоговорочно определяете структуру войны, сложнейшую и бесструктурную на деле, словно бы Вы сами ее слепили. Да кто Вам поверит, Аркадий, хоть бы Вы и на ста войнах побывали. Когда я читаю в Ваших рассказах, что какой это ужас войны! — повара наградили, а боевых пацанов нет! — что это?..
Напиши такое я, представляю, как бы Вы негодовали и размахивали руками! И как немедленно, в тот же день вызвал бы меня на дуэль Прилепин.
О погибших Вам здесь бы и вовсе помолчать. О них в наших пересудах неуместно.
Я знаю, Вы молодой талантливый писатель, но не такой уж Вы мальчик, чтобы всерьез смешивать погибших на войне с погибшими в Ваших рассказах.
С уважением,
Владимир Маканин
декабрь, 2008 оригинал статьи